перевод с бенгальского: Анна Нэнси Оуэн

ИСТОРИЯ МАТЕРИ

1

Моей мамы глаза у последней черты
становились похожи на желтые пятна глазуньи,
а живот распухал, как готовая лопнуть в любую минуту
канистра студеной воды.
Неспособная больше стоять, ни сидеть, ни рукой шевельнуть,
мать лежала, недвижная, втуне.
Она даже уже не казалась похожей на Мать,
очутившись у этой последней черты.
А родня приходила, родня уходила,
и вечером — так же, как утром —
уверяла, что время готовиться к встрече
с реальностью этой священной,
и что в Пятницу, в праздник святой,
умирать для нее будет более мудро;
все иллах иляллах да Аллаху Акбар:
мол, лишь верь — и обрящешь спасенье.

Мункар и Накир.
Эти двое крылатых пришли, ожидая ответов;
призывая очистить от бренного дом и окрестность,
чтобы знать, что возляжет душа на их быстрые дроги,
когда смерть запоет на пороге.

Здесь голодный недуг танцевал, приглашая в могилу,
пил устами кривыми последние мамины силы,
ослепляя глаза,
иссушая слова на излете,
похищая дыханье из легких.

Когда силилась мама дышать,
лоб и брови кривились от этого ада,
а домашние стали кричать,
умоляя привет передать Мухаммаду.
Все уверены были: на небе седьмом будет мама ко сроку
и под ручку пройдется с Пророком
по залитому солнцем сияющим дивному саду.
И вино, и копченая дичь будет маме наградой.
Об одном лишь мечтала она — чтобы сбылось когда-то:
чтоб пройтись с Мухаммадом по дивному Райскому Саду.
Но теперь, покидая Земные чертоги — скажите на милость! —
к своему удивленью, в желаньях подобных она усомнилась.
Не прогулок за Гранью, не райских садов золотистых, —
захотела она приготовить мне рис по-индийски,
сделать рыбного карри, поджарить куриную ножку,
острый соус сварить с ароматнейшей красной картошкой,
Захотела она мне набрать самых спелых кокосов
в своем скромном — не райском — саду, где пригрелись фиалки.
Захотела она босиком прогуляться по росам,
молодой плод гуавы сбить с ветки бамбуковой палкой.
Захотела она отогреть меня ласковым словом,
непокорную прядку на лбу моем смуглом поправить.
Захотела она постелить мне перинок пуховых,
сшить мне платье и тонкую вышивку сделать по краю.
Захотела она петь в саду мелодичные песни:
«Никогда еще в небе так ярко луна не блестела,
никогда еще ночь не была столь нежна и чудесна…»

В общем, что говорить: очень жить моя мать захотела.

2

Я знаю, что никто не возродится
и трубы в судный день не вострубят:
все гурии, сирени, вина, птицы —
ловушки, что религии таят.

Мать ни в какое не прорвется небо
и под руку ни с кем не ступит в сад.
Проникнут лисы сквозь прореху в склепе
и плоть, плутовки, мертвую съедят.

Но я хочу поверить в Небеса
над высшим небом или где-то выше:
прекрасные, святые небеса,
куда она — от мига к мигу ближе —
поднимется сквозь вечный Пульсират.
И сам Пророк, прекрасный Мухаммад,
введет ее в свой дом, нальет ей чаю,
потом обнимет, рая посреди,
и сердце утомленное растает
в непостижимой маминой груди.
Она захочет искупаться в росах,
Она захочет прыгать, танцевать
И все причуды разом сотворять.
И дичь внесут на золотых подносах,
И мама будет дивных яств вкушать.
И сам Аллах сойдет ее встречать,
вплетать свои цветы в седые косы
и прямо в губы страстно целовать.

Она уснет на пуховóй перине,
ей гурий веера взлелеют сон,
пока в серебряном бокале стынет
нектар, что серафимом поднесен.
Ее печаль коснуться не посмеет,
что на Земле туманила глаза...

Я — атеист —
так здорово умею
мечтать,
что есть на свете небеса!

МЕЧЕТИ, ЦЕРКВИ

Пусть храмы всех религий на Земле
рассыплются, как прах,
пусть кирпичи мечетей и церквей
сгорят в слепых кострах,
а на руинах этой пустоты
пусть вырастет цветов прелестных сад
и свежий источает аромат:
театров лес и детских школ цветы.

Во имя Гуманизма — пусть растут
музей, приют, больница, институт.

Там, где молитвы сыпались из уст —
пусть будет академия искусств.
Там, где цвели дворы монастырей —
пусть бьются волны рисовых полей.
В морях бескрайних пусть проснется жизнь,
и пусть щеки коснется легкий бриз:

Религия, чье имя — Гуманизм.

БЕГИ! БЕГИ!

Держись подальше от собак:
Подхватишь бешенство.

Держись подальше от мужчин:
Подхватишь сифилис.

ЕВА, О ЕВА

Ах, почему бы Еве плод не съесть?
И руки, чтобы брать, у Евы есть,
И пальцы, чтобы спелый плод обвить...
Не для того ли Еве дан живот,
Чтоб чувствовать, когда желает плод?
Язык — для жажды? сердце — для любви?

Так почему бы Еве плод не съесть?
Зачем себе отказывать ей здесь
В невинных радостях, твердя всё время «нет»?
Зачем в Эдеме сотворён запрет?
Не для того ль, чтоб Ева и Адам
В плену вовеки оставались там?

Из-за того, что Ева съела плод,
У нас есть небеса, моря, земля.
Из-за того, что съела плод —
Луна, деревья, солнце и поля.
Из-за того, что съела плод —
Берёзы, розы, лозы, тополя.

МАСТУРБАЦИЯ

(Женщина без мужчины — что рыба без велосипеда)

Без мужчины женщине не справиться?
Ха! Ни слова правды в этом мнении!
Поцелуй мужской обманом славится:
Лживы их объятья орхидейные.

Не ходите в джунгли, яда полные:
Сами не убогие, не сирые.
Есть у вас колчан и стрелы-молнии:
Девочки, давайте мастурбировать!

ЖЕНЩИНА ЛОМАЕТ КИРПИЧИ

Женщина ломает кирпичи.
Она сидит на тротуаре
в красном сари,
когда ломает кирпичи
под жарким солнцем,
когда она ломает кирпичи,
бронзовокожая,
когда она ломает кирпичи.
Двадцать один?
Но дома — семеро детей,
как будто в сорок,
и десяти часов работы не хватает,
чтоб прокормить хотя бы одного,
не то что семерых.
Она ломает кирпичи,
весь божий день ломает кирпичи.

Вот рядом с нею, отдыхая
под зонтиком —
мужчина, что ломает кирпичи,
весь длинный день ломает кирпичи.
Мужчина, что в тени,
работает дней двадцать,
ломая кирпичи.
О чем мечтает он,
мужчина, что ломает кирпичи,
мужчина, что стоит
под зонтиком, ломая кирпичи?

О чем она мечтает —
она, та женщина,
которая ломает кирпичи?
Есть у нее мечта,
мечта о зонтике,
чтоб кирпичи ломать
не под палящим солнцем,
чтобы стоять с мужчиной рядом
дивным утром
и вдвое больше получать,
ломая кирпичи.

Ее мечта — это ее мечта,
но поутру
она все та же женщина,
которая ломает кирпичи:
без зонтика,
хотя бы даже драного;
ломает кирпичи
под жарким солнцем.

Дороги новые, высокие дома
построит кто-нибудь из кирпича,
который женщина ломает,
но крышу ее дома
сдул прошлогодний шторм,
вода течет сквозь тент, а у нее,
есть у нее мечта
о крыше жестяной.

Ее мечта — это ее мечта,
но поутру
водой пропитан ее скудный дом.
И потому она кричит соседям,
на весь мир:
Есть у меня мечта,
есть у меня мечта.
Но нету ни зонта,
ни крыши жестяной.

«Взгляните, — говорят соседи,
плюясь ей вслед, —
ведь семеро ее детей —
голодные,
а ей же подавай
и масло для волос,
и пудру для лица!»
Цвет кожи у нее —
день ото дня темнее,
а пальцы у нее твердеют,
как кирпичи,
которые она ломает.

Поэтому, сжав молоток,
она продолжает,
она продолжает ломать кирпичи,
сама становясь как кирпич:
кирпич, что не может быть сломан
пылающим солнцем,
голодным желудком,
мечтательным сердцем.

ЯДОВИТЫЕ

Куда опасней человек двулицый
Опаснейшей змеи о двух клыках.

Укушенный змеёй
способен исцелиться.
Укушенный лжецом
погиб наверняка.

ЖЕНЩИНА И СТИХИ

Сколькой болью с рождения женское сердце отмечено,
Что чуть более боли — с Поэзией будет повенчано.
Слово требует срока — пока не сомкнулись глаза.

Если пишет стихи, значит, полною мерою женщина,
Ибо зрела довольно — и знает страдания вечные;
Ибо знает всю цену словам и всю цену слезам.

Чтоб родились стихи — надо быть, без сомнения, женщиной,
Ибо слово без боли — хромое, слепое, увечное.
Кто уверенней женщин о боли сумеет сказать!